Для всех харьковчан 23 августа – праздник, День освобождения города от фашистских оккупантов. И где бы мы ни находились, всегда собирались и отмечали это событие. И Рената Муха, и я жили на улице 23 августа, на которой стоит памятник солдату-освободителю, мы его называли – «Алеша». Война прошлась и по судьбе Реночки, они вынуждены были эвакуироваться и вернулись в Харьков в 1944 году - после его освобождения. Теперь эта дата стала одновременно и печальной. День ухода Ренаты Мухи, горький день, - 23 августа 2009 года…
     Ее популярность давно стала безграничной: ее знали и обожали в Одессе и Харькове, в Лондоне и Бостоне, в Иерусалиме и Москве…Ее узнали и полюбили как поэта, блестящего рассказчика, преподавателя «сказочного английского», обаятельного человека.
     И оказалось, что у многих есть своя история знакомства с Ренатой Мухой и с ее неповторимыми поэтическими строками. Прошел год, как она от нас ушла, а я все никак не могла собрать воедино обрывки мыслей и чувств, которые тогда, узнав печальную весть, пыталась записать на отдельных листочках. Мне все казалось, что есть люди, которые знали Реночку ближе и дольше, и с большим правом могут рассказать о ней. Так это и происходило. Но меня попросили наши земляки-харьковчане прислать личные воспоминания, хотят запечатлеть ее портрет через призму памяти тех, кто ее знал, кто с ней общался…

Рена в юности. Из архива Л.Клугман

     В общем, решилась написать, как смогу. Да и на международном сайте «Мы здесь», возможно, прочтут и вспомнят.
     Про «Муху» мне довелось услышать в студенческие годы в веселой компании молодых ученых, среди которых были, как тогда говорили, и физики, и лирики. И, несмотря на то, что многие из них уже имели ученые степени, все еще были холосты, объединяла их школьная мальчишеская дружба, и всех нас – нагорный район Харькова, где мы жили, родная улица Сумская, по которой бродили, время от времени пересекаясь то в филармонии, то в консерватории или театральном, а то и в популярном кафе «Пулемет», забегая туда в перерывах между лекциями…
     Но однажды образ «Мухи» для меня обрел реальные черты: на нашем телевидении программу «Уроки английского языка» вела очаровательная романтичная девушка в платьице с белым воротничком, тогда она мне показалась похожей ... на Одри Хёпберн. Ею и оказалась Рената Муха, преподаватель кафедры английской филологии нашего университета. Так произошло наше виртуальное знакомство…

     Реальная наша встреча случилась значительно позднее… В Харькове во все времена многое происходило впервые. Однажды я увидела документальный фильм, созданный моими коллегами, выпускниками технических ВУЗов, но также и очень одаренными гуманитариями, Валей Скрипко и Сашей Дусавицким. Фильм назывался «2+2=?». В нем рассказывалось о новых подходах в методике школьного образования, которая разрабатывалась и осваивалась в качестве эксперимента в одной из школ города. Учащимся не преподносились азбучные истины в готовом виде, они сами должны были прийти к умозаключениям и ответить на вопрос - сколько будет дважды два. Предлагались игровые способы обучения и индивидуальный подход, раннее изучение английского языка, над школой шефствовала кафедра психологии, ее курировали медики. И еще – учеников младших классов приводили в городскую литературную студию, где вел занятия кандидат психологических наук, поэт Вадим Левин, автор полюбившейся нам «Глупой лошади», которую мы с сыном к тому времени уже знали наизусть. Там мы и встретились с Ренату Муху, которая была другом Вадима, и «неправильные» строчки, написанные когда-то ею и положившие начало их творческому союзу.

     Жили в одном коридоре Калоши.
     Правый – дырявый и левый – хороший.

     Они и стали затем «прообразом» тех калош, с которыми возникли впоследствии серьезные проблемы у «глупой лошади», они даже удвоились, так как «Лошадь купила четыре калоши – пару хороших и пару поплоше»..
     На одной из книжных полок, приехавших со мной в Израиль, у меня стоят привезенные оттуда… калоши, настоящие, только маленькие, блестящие, черненькие, с красной подкладкой. Рядом - «Глупая лошадь», хранимая с 1973 года с автографом поэта, так что я испытываю теперь чувство сопричастности к этому трогательному исчезнувшему предмету. И тут же - «Гиппопопоэма», первая книга Ренаты Мухи, изданная в 1998 году в Израиле. На ней есть бесценные строки, написанные рукой автора: «Соотечественнице Эллочке с наилучшими пожеланиями». Так меня звали только в Харькове, это мое имя осталось там, для тех, кто был с нами в прошлой жизни, в нашей молодости… Но главное, подпись - «Муха» - теперь для меня дорогая память, навсегда.

C первой изданной в Израиле книгой "Гиппопопоэма", 1998

     А тогда, в 70-е, в студии во Дворце пионеров проходили уроки поэзии, мы, родители, тоже там присутствовали и с не меньшим удовольствием, чем ученики, реагировали на все происходящее. Это было очень заразительно: предлагались первые строчки стихов, а придумать нужно было окончание, и чем парадоксальней получалось, тем выше они ценились. В то время Рената была частым гостем на этих занятиях, ее искрометные строки служили зачастую «исходником» для продолжения. Тогда, как позднее вспоминала Рената, она стала автором новых жанров – «Недоговорки» и «Начало следует». Теперь они изданы маленькой забавной книжечкой, и среди них есть самые разные – веселые и грустные, а в общем – многослойные…Особенно трогает то, что персонажи этих стихов - предметы и звери, птицы и деревья, травы и плоды - одушевленные. Рената с ними умеет разговаривать вполне по-человечески, и обращается к ним уважительно – на «Вы», пишет их имена с большой буквы.

     «По-моему, уже не та я»,-
     Сосулька прошептала, тая.

     А где продается такая Кровать,
     Чтоб рано ложиться и поздно вставать?

     Наверное, я Молоко обижала,
     С чего бы оно из кастрюли сбежало?

     Жил человек полнеющий,
     А так, вообще, вполне еще…

     Мы смертны,
     Но только Бессмертный Кащей
     Считает, что это в порядке вещей.

     Общность не случайных людей, привозивших своих «отпрысков» из разных концов города в эту школу под номером 17, скрепила на годы дружеские контакты и детей, и родителей. Я помню, как Рената ездила с нами на природу, и там продолжались живые беседы и игры с ребятами, и все находились под ее обаянием. «Это было давным-давно, и даже немного раньше, в дни, когда все на земле начиналось с самого начала…», - говорила она, завораживая маленьких слушателей. Так в их жизнь входила сказка, Киплинг и «сказочный английский». Главное, на этих уроках ребята своевременно получили «прививку» против пошлого отношения к русскому языку и литературе и «заразились» чувством юмора, самоиронии, - надеюсь, это осталось с ними до сих пор, независимо от географии их местонахождения в настоящее время.
     Когда пришла печальная весть, на многих сайтах появились очень трогательные слова от тех, кто, оказывается, помнили Ренату Муху еще по тем временам, когда они сами были маленькими. Помнили и вспоминали ее стихи, прежние и опубликованные уже в книгах, изданных в Израиле и в России. Было отрадно и удивительно это читать. Значит, все не напрасно, может, именно они опровергнут ее же строки

     Потомки бывают умнее, чем предки,
     Но случаи эти сравнительно редки.

     Позднее в книге «Между нами, взрослыми», вышедшей в 2009 году в Москве, авторами которой стали Рената Муха и Вадим Левин, последний совместный труд, они напишут:. «… наивность малышей вызывает у старших улыбку, это только добавляет теплоты между маленькими и взрослыми читателями». Вот знаменитые строки у Мухи:

     «Ну, дела, - подумал Лось, -
     Не хотелось, а пришлось»...

     «Мы с ребятами придумывали стихотворные пародии на эти строчки, - вспоминают авторы, - но когда подключались взрослые, получалось...

     «Ну, дела,- подумал Спрут,
     - И хотелось, но не тут».

     «Ну, дела,- подумал Йог,
     - Так старался, но не смог».

     «Ну, дела,- подумал Бык,-
     - Не хотелось, но привык».

     Харьков 60-х годов был одним из духовных центров страны, в культурной жизни происходило много неожиданных событий. Центральный Лекторий стал островком вольномыслия. Там бывали такие вечера и встречи, что порой становилось страшновато – не прикроют ли… Впервые в этом небольшом переполненном зале мы услышали вернувшегося после заключения поэта Бориса Чичибабина, его тихий глуховатый голос заставил зал замереть, и это было потрясением. Здесь нашел свою понимающую аудиторию в то время гонимый в столице Булат Окуджава, о чем он никогда не забывал. Тогда же, затаив дыхание, мы слушали молодого Евгения Евтушенко, а когда читал свои не прошедшие цензуру монологи Михаил Жванецкий, и мы от смеха сползали со стульев, потом оглядывались с удивлением – он все еще там, на сцене, еще «не забрали»?..
     Мы все там встречались, и здесь, в Израиле, конечно, вспоминали эти времена. Но я помню вечер в одном из харьковских клубов, где выступала Рената Муха после своего возвращения из Великобритании, куда ее приглашали для проведения показательных уроков по преподаванию иностранных языков. Она была блестящим рассказчиком, и это было очень интересно. Пребывая долгое время за «железным занавесом», мы тогда мало представляли себе реалии зарубежной жизни, и по окончании официальной части я подошла к Рене с наивным вопросом: «Хотела бы ты там жить?». На что она мне ответила: «Жить я хотела бы здесь, но жить…».
     Со временем мы оказались в Израиле, прибыв сюда в разное время. И хоть мы обитали в разных городах, по местным меркам достаточно удаленным, наши пути пересекались на творческих мероприятиях. Израильская публика узнала и сразу полюбила автора «стихов для бывших детей и будущих взрослых» и мастера блистательных устных рассказов - «летучих шедевров неописуемой, искрящейся Ренаты Мухи», как оценила их писатель Дина Рубина. Муха успевала многое: преподавала в Беэр-Шевском университете, работала с детьми, много ездила по стране и выступала с большим успехом, давала интервью на радио и телевидении. При всех ее талантах в ней не было ни грамма высокомерия, зато бесконечно много доброжелательности.
     В 2000 году мне предложили подготовить вечер русскоязычной интеллигенции. Откликнувшись на эту идею, я сказала, что знаю своих земляков и назвала нашу встречу «Харьковчане о городе и о себе». Поскольку с 1991 года я многое снимала для телепрограммы «Менора», которая шла по Украине, мне хотелось показать тем, кто давно уехал из нашей страны, заснеженные улицы Харькова, Новый год (ведь был Миллениум!) и знакомые лица. Вот я и собрала в этот зал со всего Израиля почти поименно «своих», тех, с кем общались там и продолжили здесь. Я упомяну некоторые имена: Марк Азбель, знаменитая школа физиков, Александр и Нинель Воронель, издающие литературный журнал «22», Лидия Яновская, исследователь творчества Булгакова, дочь и сын литературоведа Левы Лившица, поэт Саша Верник, ученик и друг Чичибабина и другие. Были и сюрпризы: нашелся потрясающий человек Эфраим Ильин, прибывший на эту землю в 12-летнем возрасте в 1924 году, сохранивший блестящую русскую речь и уникальную память о наших краях. Особенно отрадным было то, что здесь присутствовали вдвоем Рената Муха и Вадим Левин, который в те дни прибыл из Германии в Израиль. Нам повезло услышать их совместное выступление, что было особенно тепло встречено залом, да и у них была возможность пообщаться со своими давними друзьями и читателями.
     Вообще Реночка поражала своей необыкновенной артистичностью и, в то же время, непосредственностью. В ее рассказах всегда были ссылки на Вадика, ее мужа, профессора математики, естественно, в контексте повествования – на его мнения по поводу тех или иных строчек стихов или забавных жизненных ситуаций. При этом Вадик непременно находился где-то рядом. Однажды, когда с Реной беседовали на телепрограмме, и эфирное время подходило к завершению, она сказала: «Ой, подождите, там за кулисами мой муж, и он мне не простит, если я не прочту эти пару строк…». И это было так трогательно, что, конечно, никто отказать ей не мог.
     И теперь о том, что для большинства оставалось за кадром. Ни в одной поэтической строчке, удивлявшей остроумием, ни на одной встрече, заражавшей публику жизнелюбием, не было намека на тяжелый приговор, который был вынесен этой женщине очень давно. Когда-то в 90-е годы, приехав в Харьков из Америки, Реночка сказала мне о своем диагнозе, меня тогда удивило, как она откровенно и спокойно об этом говорит. Встречаясь в нашей суетной израильской жизни на бегу, разделенные расстояниями, почему-то мы говорили о другом, старались – о позитивном, и стало казаться, вернее, хотелось надеяться, что ее болезнь отступила… Однажды я позвонила, желая что-то предложить, но Реночка сказала: «Я болею». Я спросила: «У тебя грипп?», была сезонная эпидемия… И она мне ответила: «Нет, ты же знаешь…». Мне стало стыдно и больно. И только после похорон я узнала, что это состязание между жизнью и злым роком длилось почти треть ее жизни. Ее человеческое достоинство, мужество, жизнелюбие поражают.

Счастливая ноша - Вадик с Реночкой и внучкой Рейчел в Сан Франциско, 2008 год

     Хочу сказать добрые слова в адрес Вадика Ткаченко. То, как Вадик говорил о Реночке, как вспоминал подробности ее жизни, как рассказывал о рождении каждой стихотворной строки, подтверждает его слова: «Мы дышали одним воздухом – ее творчества». Видимо, он наделен не только талантом ученого, математика, но и талантом любить, дарить любовь, сделать Женщину счастливой. Это редкий Божий дар, как и любой другой. Не случайно Реночка его называла «папа Вадик». Мы тоже благодарны ему. Он берег ее и продлил годы жизни. Без него ей бы не добраться до своей публики, которая дарила ей взаимную любовь, а многие так и не узнали бы радости общения с ней…
     В Иерусалиме на вечере, посвященном Ренате Мухе, Дина Рубина прочитала записанный по памяти рассказ Реночки о том, как ее лечили американские врачи, как, надев свою фирменную улыбку, они проводили анамнез, не понимая ее юмора, как предрекали ей всего пару лет жизни… Зал смеялся, и было ощущение, что Муха с нами.
     «Пишу стихи до востребования», - говорила Рената Муха.
     У бывших детей и будущих взрослых они всегда будут востребованы.