Главная
Об этом сайте
Немного о себе
Стихи
Книги
Одна пьеса
Сказочный английский
Выступления
Интервью
Что было в газетах
Глазами друзей
Феликс Рахлин Владимир Малеев Виталий Пустовалов Нина Никипелова Виктор Конторович Вадим Левин Татьяна Лифшиц Элла Слуцкая Сурен Готенов Галина Заходер Вадим Ткаченко Ольга Андреева Нина Маслова David Allott R. and C. Thornton Александр Адамский Игорь Ильин Татьяна Никитина Лилия Левитина Наталья Раппопорт Аркадий Коган Дина Рубина Марк Галесник Феликс Кривин
Вадим Левин
Соавтор мой крылатый
(Послесловие к ненаписанной автобиографии на двоих.Сокращённая версия)
Мы вместе провели
В лесу на Салтовском водохранилище, Харьковская область.
C переводом книги "Глупая Лошадь" на английский язык. Хайфа, 2005
Поиск...
... и находка! Беер-Шева, 1998
Наше содружество свято,
В магазине "Поэзия", Харьков. Фото В.Бондарева
не много дней,
но ты, – назло коварной географии, –
соавтор биографии моей
и автор нашей автобиографии.
Ренате, 31 января 2009 г.
Полвека назад Рената Муха допустила ошибку с калошами. Следствием этой ошибки стало наше знакомство, дружба и соавторство. А вскоре я обнаружил себя одним из сквозных персонажей её устных рассказов. Рассказывала Муха со вкусом и с живыми подробностями. Живыми – не только в том смысле, что они оживляли Реночкины байки и придавали им достоверность. Эти подробности сами жили, пульсировали, размножались и непредсказуемо изменялись от одного исполнения до другого – в зависимости от аудитории, общественных событий, погоды и настроения рассказчицы.
Из этих изящных эстрадных историй, которые в течение нескольких десятков лет Рената с успехом исполняла во многих странах мира – и со сцены, и по радио, и по телевидению – складывалась шуточная автобиография на двоих, сочинённая Реной про нас.
Вот уже около двух лет Реночки нет с нами. Остановилась, не пополняется новыми подробностями наша устная автобиография. Мои заметки – это письменное послесловие к ней, это попытка ещё раз выступить дуэтом с моим другом и навсегда соавтором Ренатой Мухой.
Счастливые калоши
–…меня сейчас к вам привезут, у меня есть ваш адрес.
– Чудесно!
– Но тогда мне придётся у вас переночевать.
– Нет проблем!
– Недели две.
– Нет проблем!
– То есть как это нет проблем?! Проблемы у вас, конечно, будут, но только с обедом и ужином – за завтраком я ем сравнительно мало.
Так в наш дом и в наши сердца залетела Рената Муха.
Наталья Рапопорт “А может быть – дважды…”
(http://7iskusstv.com/2010/Nomer9/Rapoport1.php)
Не знаю точно, когда он познакомился с Мухой, но...
Феликс Рахлин „Лучистая и вечная девочка“
(http://www.trediakovsky.ru/content/view/70/33/1/2/)
Случилось это в 1961 году. Нас познакомили стихи и калоши. Познакомили, а потом и подружили. И навсегда переплели наши судьбы – да так, что даже тень чёрной кошки не смела пробежать между нами. И ни разу не пробегала.
И не пробежит уже…
В начале 60-х в Харькове поэзией увлекались, кажется, все. Я руководил городской детской литературной студией, писал для детей, возглавлял секцию детской литературы в харьковском отделении Союза писателей (хотя членом СП тогда не был) и считал себя ответственным за развитие литературы для детей в Харькове. А потому искал новых авторов. Однажды кто-то принёс мне забавные стихи об осе, которые бродили по городу. Начинались они так:
Бывают в мире чудеса –
Ужа ужалила Оса.
Молва утверждала, что автор стихов об осе носит фамилию Муха и работает в университете на кафедре английской филологии под именем Рената Григорьевна. С третьей или четвёртой попытки я застал Р.Г. на кафедре и попросил почитать другие стихи. И тут эта молодая симпатичная интеллигентная женщина повела себя странно: она наотрез отказалась читать что-либо своё. Отказалась под предлогом, будто кроме „Осы“ ничего не написала.
Я попрощался. И вдруг вдогонку мне Рената произнесла:
– Ну, вот есть ещё две строчки, но они с ошибкой:
Жили в одном коридоре галоши –
правый дырявый, а левый хороший.
К калошам – любимому блюду крокодилов – я был неравнодушен с детства, с „Телефона“ Корнея Чуковского. Помню, что ребёнком даже представлял себе, как бы я жевал их, если бы стал крокодилом – калоши настоящие, красивые, блестящие, как те, которые мама купила Лёше из песенки на стихи Агнии Барто. Наверно, поэтому калоши попали в моё первое лирическое стихотворение, сочинённое в студенческие годы:
Апрель щебечет в синеве.
А под берёзой старой
Лежит калоша на траве –
забытая,
без пары.
И я один.
Вокруг весна,
и день такой хороший.
А где-то есть ещё одна
непарная калоша.
У необычного университетского педагога оказалась общая со мной привязанность! И хотя достойно исправить двустишие с ошибкой мне так и не удалось, но неисправные калоши стали счастливыми для нас с Реной. Сначала они остановили меня на пороге и не позволили уйти от будущего друга и соавтора. А потом попытки починить калоши привели меня к лошади. В моей записной книжке 1963 года сохранилась запись:
Пришли подруги к лошади,
Преподнесли калоши ей:
Две правые – дырявые,
Две левые – хорошие.
Так калоши впервые встретились с лошадью. А завершилась эта встреча через пару лет стихотворением о чудаковатой и наивной, но чрезвычайно серьёзной с виду тётушке-лошади, которая купила две пары калош и носит поношенные, а хорошие жалеет. Эта Глупая Лошадь показалась мне похожей на английских леди из лимериков Эдварда Лира. Поэтому я включил стихи о ней в цикл до-подлинных переводов с английского. Т.е. переводов, сочинённых мною до того, как англичане написали их подлинники.
– Знаешь ли ты, что твоя лошадь вышла в люди?
Эту Реночкину фразу помню с 1967 года. Муха обнаружила на 16-й полосе “Литературной газеты” “Глупую лошадь” в подборке моих “доподлинников” и первой позвонила мне, чтобы сообщить об этом и поздравить.
Когда через пару лет в Новосибирске под названием “Глупая Лошадь” вышла книга моих “новейших старинных английских баллад и сказок” (с замечательными иллюстрациями Спартака Калачёва), Рена сразу взяла на вооружение это издание: на практических занятиях читала со студентками, а во время своих выступлений стала рассказывать историю неправильных галош, которые стали косвенными виновниками рождения „Глупой лошади“. А так как Рената часто общалась с иностранными филологами, приезжавшими в Харьковский университет по культурному обмену и неизменно знакомившимися с доцентом Р.Г.Ткаченко, то в репертуаре у Мухи появилась специальная международная шутка. Реночка показывала „Лошадь“ зарубежным знакомым, которые владели русским, и с невинным видом спрашивала:
– Вы не знаете, где опубликованы английские подлинники этих стихов?
И каждый раз радовалась ответу и рассказывала о нём мне и друзьям. А иностранцы всегда отвечали одно и то же:
– Я точно помню, что читал/читала эти стихи на английском, но не могу вспомнить, где.
Но до того, как Глупая Лошадь зажила английской жизнью, стихотворение было опубликовано в одной из харьковских газет под двумя именами – Ренаты Мухи и Вадима Левина: мне хотелось, чтобы Рена поскорее поверила в свои поэтические способности. Однако непредсказуемая Муха, увидев два имени над стихами, расстроилась и категорически воспротивилась:
– Это бессовестный антиплагиат! Пожалуйста, убери с лошади мою фамилию. И больше не зачисляй меня в соавторы, когда будешь упоминать в стихах калоши или слова, которые рифмуются с калошами!
И я согласился с Реной.
Муха большого полета
Но, может, с ошибками забавней?
Из антологии Евгения Евтушенко «Строфы века»
(http://www.newizv.ru/news/2008-05-30/90942/)
Недавно из воспоминаний Натальи Рапопорт я узнал, что Рената всё же порадовалась в душе, в первый раз увидев своё имя над опубликованными стихами: „Рената рассказывала ..., как она гордилась и смущалась, когда впервые на опубликованных стихах увидела две фамилии: Вадим Левин, Рената Муха“ (см.: http://7iskusstv.com/2010/Nomer9/Rapoport1.php).
Рената умела быть благодарной и щедрой. Свою книгу “Гиппопопоэма”, посвящённую Вадиму Ткаченко, она подарила мне с надписью:
Моему мужу Вадиму
и моему музу Вадиму
с любовью, благодарностью и ужасом,
при мысли о том, что я могла бы их
не встретить в жизни.
Рената (Ткаченко – по мужу Вадиму Ткаченко),
(Муха – музу Вадиму Левину)
2.02.2000
Беер Шева
Много лет из Харькова, Марбурга и Иерусалима, из Москвы, Бостона и Нью-Йорка знакомые время от времени присылали мне косвенные приветы от Рены: “Муха выступала у нас, рассказывала про калоши и очень тепло говорила о тебе”. Сюжет о неправильных калошах Рената завершала исполнением „Глупой лошади“ и упоминанием о моей новосибирской книге. Эту историю Рена исполняла чаще, чем я читал своё стихотворение. Результат такого выражения благодарности оказался парадоксальным: Мухины калоши совершенно воссоединились с моей лошадью. Воссоединились настолько, что все лошади вокруг Ренаты стали казаться рождёнными в калошах, а лошади без калош выглядели странно и неприлично. Один из самых близких Реночке людей даже полушутя посетовал однажды на то, что в стихотворении Ренаты Мухи о Белой Лошади и Чёрной Лошади „её собственные лошади оказались совсем без калош“ (http://magazines.russ.ru/ier/2009/31/tk18.html).
Более того, похоже, что сама “Глупая Лошадь” стала восприниматься как стихотворение моего соавтора. Так, некролог, извещавший об уходе Ренаты, назван: «Никто не расскажет больше детям “Про Глупую Лошадь”» (http://www.internovosti.ru/text/?id=20213).
Подобные недоразумения случались и при жизни Рены: стихи двух авторов порой приписывали ей одной. Например, в книге песен композитора В.Л.Живова „Уики-Вэки-Воки“ (М: Культурная Революция, 2008) пять стихотворений: „Большое путешествие Маленького Пингвина“, „Испуганная песенка слоненка“, „Про ноги осьминога“, „О том, как расстроился дом за углом“ и „Песенка про многоэтажный дом“, – представлены в книге как стихи одной Ренаты Мухи, хотя написали мы их вдвоём с Реной.
Такие ошибки каждый раз огорчали Муху, но никогда не омрачали нашей дружбы. В декабре 1999 года на одной из подаренных Реночке книг я написал:
нет безусловней оплота,
верный соавтор – Рената,
Муха большого полета.
В моей судьбе она за каждой датой –
мой верный друг, соавтор мой крылатый.
Сам не пойму, да как же я когда-то
жил без калош, подаренных Ренатой.
Из выступлений Ренаты я узнал, что моя попытка призвать калоши к порядку была не единственной. Рена отдавала своё двустишие в починку телережиссёру и сценаристу Самарию Зеликину, литератору Нине Воронель, математику Владимиру Гурарию и многим другим. В одном из вариантов Реночкиной истории о нашем знакомстве (см.: Рената Муха «Что ты здесь делаешь?». – «Иерусалимский журнал» 2009, №31; http://magazines.russ.ru/ier/2009/31/mu19.html) Муха вспоминала, что её друг и коллега Ефим Бейдер нашёл для калош такой выход (в дождливую погоду):
Жили в одном коридоре калоши,
левый – дырявый, а правый – хороший.
Им бы гулять по дождливой погоде,
если стояли бы в правильном роде.
Но прославленные калоши так и не покинули своего коридора. Через несколько десятилетий, кажется, в 2008 году, к ним приложил руку даже Евгений Евтушенко. Рассказывая о Ренате Мухе в своей антологии «Строфы века», поэт заметил (см., например, здесь: http://www.newizv.ru/news/2008-05-30/90942/):
Ошибки, между прочим, легко было исправить. Примерно так:
Жили в одном коридоре Калоши и я.
Правая – дырявая и левая – хорошая.
Но, может, с ошибками забавней?
Думаю, Евтушенко прав – с ошибками забавней. Особенно – с Мухиными историями об этих ошибках.
“Закройте, пожалуйста, за мной рот!”
…Тогда, в 70-е, в студии во Дворце пионеров проходили уроки поэзии... Предлагались первые строчки стихов, а придумать нужно было окончание, и чем парадоксальней получалось, тем выше они ценились. В то время Рената была частым гостем на этих занятиях, ее искрометные строки служили зачастую «исходником» для продолжения.
Изабелла Слуцкая «Пишу до востребования»
(http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=2605)
С начала 1960-х мы с Ренатой часто выступали вместе.
Тогда-то у меня и зародилось досадное и устойчивое ощущение, будто Муха-рассказчик мешает раскрыться Мухе-поэту. Ведь самые ранние сценические импровизации Ренаты возникали у меня на глазах. С первых выступлений Рена поражала любителей поэзии своими яркими, неожиданными, исключительно самобытными стихотворными строчками. Но в первые два-три года нашего знакомства завершённых стихотворений у неё было ровно три. Плюс штук пять весёлых двустиший, которые воспринимались как начала стихов.
И вот, выходя с этим скромным репертуаром на сцену, „поэтесса Рената Муха“ принималась рассказывать о происшествиях, связанных с её стихотворчеством. Импровизировала она в образе наивной сочинительницы, которая сама удивляется тому, что к ней, без всяких усилий с её стороны, откуда-то приходят стихотворные строки. При этом реальные или правдоподобные события Рената изобретательно насыщала бесчисленными остроумными невероятными, явно выдуманными подробностями, заполняя время выступления и неизменно увлекая аудиторию – и детскую, и взрослую, и смешанную.
Репутацию блестящей рассказчицы и собеседницы Рена приобрела задолго до того, как сочинила первые стихи. Уже тогда в её репертуаре были истории о тёте Иде из Одессы (их, к счастью, сохранила для читателей Дина Рубина), о Ефиме Бейдере, о следователе-кагебисте Критерии Александровиче и много других. С тех давних времён мне запомнилась миниатюра Мухи о Я.М.Гордоне, человеке остроумном, но неудержимо разговорчивом. Рена рассказывала её примерно так:
Однажды я спешила на телевидение, но по пути решила забежать к Якову Михайловичу, который давно приготовил для меня какую-то нужную мне книгу. Я взбежала по лестнице, позвонила в дверь и, не переводя дыхание, выпалила, что опаздываю на свою передачу, а потому не буду проходить в комнату. Гордон сходил за книжкой, но по дороге вспомнил несколько анекдотов, которые тут же стал рассказывать. Он был намного старше меня, прерывать его было неловко. Я ждала и молилась про себя: «Хоть бы он на секунду закрыл рот! Хоть бы он на секунду закрыл рот!» И когда он сделал паузу, я выкрикнула: «Извините, я опаздываю. Закройте, пожалуйста, за мной…» – и помчалась вниз. Пробежав два этажа, я услышала за собой крик Гордона: «А-а-а-а!».
И только выбегая из подъезда, сообразила, что попросила Якова Михайловича: «Закройте, пожалуйста, за мной рот!»
Выражение „за словом в карман не лезет“ совершенно к Реночке не подходило. Её неожиданные ответы возникали, казалось, ещё до того, как заканчивалась фраза, на которую Муха отвечала. Как будто любой собеседник подыгрывал Ренате, подавая реплики, позволяющие Рене парировать их заранее придуманной остротой. Обладая таким талантом рассказчицы, удивительная Рената Муха для своих поэтических выступлений, как мне казалось, не слишком нуждалась в… собственных стихах! Это меня всерьёз огорчало, и я пользовался каждым удобным случаем, чтобы подзадорить Муху и настроить её на стихотворчество.
Однажды я пригласил Ренату на юбилей детской литературный студии, которую вёл в областном Дворце пионеров и школьников. Рена привела с собой англичанку мисс Энн Нэпп, свободно говорившую по-русски. Прочитав собравшимся все три стихотворения Ренаты, я объявил, что автор среди нас:
– Попросим поэтессу Ренату Муху почитать новые стихи!
Рену встретили аплодисментами. Но читать-то ей было больше нечего. Я ожидал, что она признается в этом, а я скажу что-нибудь вроде: „Нечего лениться, Рената Григорьевна! Сегодня мы вас прощаем, но обещайте нам, пожалуйста, что на следующую встречу вы придёте с новыми стихами“.
Не тут-то было! Ничуть не смутившись, Рената Григорьевна объявила:
– Мои стихи на русском языке вы сейчас слышали. Поэтому я их читать не буду. А так как я преподаватель английского языка, то вместо этого проведу с вами урок…
Пауза.
– …английского языка! – подсказала аудитория.
– А вот и нет! Урок русско-английского языка. Но так как у вас праздник литературной студии, то урок я проведу с помощью стихотворения. Это русско-английское стихотворение, которое сочинил мой друг и коллега Ефим Исаакович Бейдер.
Жил был однажды в квартире со мной
Английский мальчик – an English boy.
И в той же квартире…
Пауза.
…in our flat –
Жил кот, по-английски он звался…
Пауза, а затем дружный и радостный выкрик аудитории:
…cat!
Рената:
…a cat.
Он был очень жирный, he was very fat.
Он был очень рыжий…
Аудитория хором:
…he was very red.
…Неудивительно, что этот якобы-урок закончился овациями. Но тут на сцену вышла мисс Энн Нэпп и сообщила:
– Западный мир сейчас переживает литературную сенсацию. В течение многих лет все зачитывались детскими романами, автора которых никто не знал: он скрывался под псевдонимом. Недавно этот человек умер, а псевдоним так и не раскрыт... Я никогда не думала, что, приехав в СССР, встречусь с обратной ситуацией: автор широко известен, а произведений нет.
Громче всех этой шутке радовалась Рената. Эпизод с английской гостьей она стала включать в свои устные истории.
В мае 2001 года мы встретились в Москве после пяти лет, которые прожили в разных странах. Перед выступлением в Доме детской книги Рена прочитала мне много новых стихотворений – хороших и даже превосходных. Однако со сцены, как в прежние времена, принялась рассказывать байки – в том числе старые, впрочем, обогатившиеся заново придуманными, но неотразимо смешными деталями. Пресса сообщала об этом так: „В Дом детской книги прилетели Муха и Левин“ (http://www.gramota.ru/lenta/news/8_122). И дальше: „На заседании клуба Вадим Левин, в основном, читал стихи, а Рената Муха выступала в излюбленном ею жанре – «рассказывание историй»… Оба выступления вызвали искренний восторг аудитории, состоящей из писателей, издателей, литературоведов, журналистов, и были удостоены бурных аплодисментов“.
После встречи я потихоньку упрекнул Ренату:
– Зачем ты расходуешь время выступления на байки вместо того, чтобы читать хорошие стихи?
Рена ответила:
– Но внутри историй стихи воспринимаются ещё лучше.
Бесспорно, Рена была права: её стихи, вставленные внутрь документально-фантастических историй, приобретали дополнительные подтексты и звучали ещё острее и внезапнее. И всё-таки главное, что побуждало поэтессу во время выступлений окружать стихи (как картины рамкой) весёлыми „спектаклями из своей жизни“, заключалось, я думаю, в самой потребности Ренаты появляться на сцене „в образе“ и импровизировать – неожиданно для слушателей и себя самой. Это творчество было для Реночки не менее увлекательным, чем сочинение стихов.
Ренате доводилось блистать на сцене, на университетской кафедре, на телеэкране, перед микрофоном, в знакомых и незнакомых компаниях… Муха раскрылась множеством граней своей одарённости: обаятельная рассказчица-импровизатор, уникальный поэт, педагог, внимательный собеседник… Но об одной грани таланта Ренаты знали только Вадим Ткаченко, её подруга-врач Тамара Веллер и ещё несколько самых близких Реночке людей: Рена Муха была человеком огромного мужества. Больше четверти века она боролась со смертельной болезнью, поражая друзей и врачей неправдоподобной жизнестойкостью и ироническим отношением к себе, к своим испытаниям, к смерти.
31 января 2009 г., в день рождения Ренаты Мухи, не желая верить в то, что он станет её последним днём рождения, который мы отметим при ней, я прочёл ей по телефону из Марбурга поздравление как заклинание:
Кому – покой, кому – разбой,
кто славой жив, а кто – зарплатой,
а я-то – помни! – жив тобой –
моей сестрой, моей судьбой,
моим соавтором
Ренатой!
Я писал эти заметки не только как персонаж Реночкиных историй, но и как свидетель и участник большой части жизни Ренаты Мухи, свидетель и участник становления её творчества. Буду рад, если эти страницы станут главой в книге воспоминаний, которую уже пишут о Ренате Мухе её друзья и почитатели её таланта.
1 августа 2011 г.,
Марбург
Впервые полностью воспоминания опубликованы 13 ноября 2011 г. на сайте БиблиоГид.ру: http://bibliogid.ru/articles/4258. См. также: Левин В.А. Соавтор мой крылатый. – Харьков: ФОЛИО, 2012. – 91 с.; илл. ISBN 978-966-03-5806-5.
