Собираясь написать свои воспоминания о Реночке, я вспомнил фразу Пушкина из стихотворения «На холмах Грузии»: «Печаль моя светла». Печально известие о смерти Реночки, светла ее большая, очень непростая и очень интересная жизнь. Возникла печальная возможность проследить жизнь Реночки от самого начала до конца — от 31 января 1933 года до 23 августа 2009 года. Сделать это не очень просто, так как Реночка не любила, мне кажется, не умела писать прозу и письма — это было не в ее натуре. Другое дело — устные рассказы, которые ей удавались почти всегда. Я собрал некоторую коллекцию интервью, газетных публикаций в американских, израильских и харьковских изданиях, добавив кое-что из архивов своей памяти. Пользуясь всем этим, можно попытаться сделать биографические наброски.
     Жизнь Реночки условно можно разделить на несколько неравных по времени частей. Первая часть в какой-то мере стандартна. Детство, школа, юность, учеба в университете. Родилась в Одессе. Отец, Григорий Герасимович Муха - военный; мать, Александра Соломоновна Шехтман - преподаватель немецкого языка. Отец родом из Великих Сорочинцев. (В 1951 году я с родителями отдыхал летом в Великих Сорочинцах, а жили мы случайно у родственника Реночки Виктора Мухи). Мать ее родом из Одессы. В 1936 году семья переехала в Харьков, откуда в 1941 году отец ушел на фронт, а Реночка с мамой в октябре эвакуировались в Ташкент. В 1944 году они вернулись в Харьков и жили уже вдвоем, так как отец имел другую семью. В Харькове Реночка окончила 116 женскую школу. Как следует из воспоминаний Феликса Рахлина, Реночка уже тогда выделялась и внешним видом, и острым языком, и жизнерадостным характером.
     В 1950 году она поступила на английское отделение иняза ХГУ, и мы, физматовцы третьего курса, довольно быстро познакомились с Реночкой. Мест для общения у студентов ХГУ было достаточно — демонстрации 1 мая и 7 ноября, праздничные университетские вечера в каком-нибудь харьковском театре, симфонические концерты в саду Шевченко (летом) и в филармонии (зимой). Реночка всегда и всюду была в центре внимания. Разве можно забыть смеющуюся Реночку на демонстрациях?! Еще одним местом общения студентов Харькова был каток на стадионе «Динамо». Музыка, парное катание со скрещенными руками, столкновения для знакомства, гуляние после катка с коньками подмышкой. На каком-то моем юбилее Реночка вспоминала со свойственной ей иронией: «Однажды он позвал меня на каток, поставил на коньки, а потом, ломая руки, смотрел, как я ломаю ноги».

Пока-что с коньками и ногами всё в порядке. Xapькoв, 1952. Фото В. Пустовалова

     Было бы несправедливо забыть еще места общения студентов — колхозы. 27 июля 1951 года я получил от Реночки из Одессы письмо, отрывки из которого могут представлять общий интерес. «За отчетный период… я успела быть в колхозе,… заработать 120 трудодней, вернее 1/12 часть их — и вернуться оттуда в восторге… В колхозе вела честную трудовую жизнь все две недели… Ездили мы (я и Машка) с экономфаком. Вначале Якубович (проректор ХГУ по хозяйственным вопросам, — В.П.) направил нас в отдельный колхоз и выдал такую справку: «По решению Обкома партии направляется для участия в уборке урожая группа в количестве 2 (двух) человек. Старшая в группе товарищ Котко». Получаем мы с Машкой эту справку, и грустно нам стало. Вышли мы на улицу, поговорили с Левой Ронкиным и Стасиком Духиным и совсем заскучали. Пошли обратно к Якубовичу. Спасибо Волику (Когану, — В.П.) , он нас везде сопровождал… Бригадиром у нас был Славик Яковенко, бывший сектор печати комитета комсомола и теперешний комсомольский секретарь экономфака. Очень мил, когда пьян; трезвым мы его так и не видели. Было нас там 7 мальчиков и 8 девочек. Мальчиков некоторых ты знаешь, очевидно. Значит, Яковенко, Гриша Мильнер, Макаров, чудесный мальчик, наш общий любимец, Фомин, Ставицкий, черт знает что, Вадик Хайкин, твой коллега, и Маргулис (6-го числа женился, 7-го поехал в колхоз, 13-го сбежал)… В колхозе мы занимались тем, что просеивали эспарцет на пектусе… Итак, я в Одессе. Меня окружает синее море, белый пароход, зеленые улицы, противные одесситы, жирные тети с оборочками и коммерческие дяди в белых штанах…»
     Реночка дружила с нашим курсом, интересовалась нашей пестрой студенческой жизнью, переживала наши драматические события (вспомним факультетскую газету «Вектор» и «Дело Покровского»). Интерес к нашему курсу сохранился у нее на всю жизнь.

Вова Малеев, Валя Покровский, Реночка. Фото В.Пустовалова

     В 2006 году в Харькове и в апреле 2009 года в Беэр-Шеве мы рассматривали книги, посвященные нашему выпуску, и фотографии выпускников, вспоминали дела минувших дней.
     В этом месте самое время вспомнить очень важное событие в жизни Реночки и ее старых друзей. Ровно 55 лет назад, 25 августа 1954 года, возник зародыш необычного сообщества туристов, которое назвало себя «Поптуриздат» и которое в какой-то мере, с поправкой на годы, существует до сих пор. Мы не только путешествовали, отдавая предпочтение водному туризму, не только собирались по праздникам, но и старались оставить на память, «издать» пропитанные иронией альбомы. Все началось с путешествия по Десне и с выпуска «тиражом» в 5 экземпляров (по числу участников) первых альбомов. Хотя Реночка не была в первом походе, но участвовала активно в изготовлении этих альбомов, оживляя несколько нудный процесс тиражирования. Много вечеров мы провели на Пушкинском въезде у Володи Малеева, компонуя, подрезая, подписывая и клея фотографии. Впоследствии Реночка участвовала в шести наших путешествиях и одном виртуальном. Ее участие всегда было запоминающимся.
     В 1956 году Р. Муха, В. Малеев и я проплыли от Брянска вниз по Десне. В основном плыли днем, но несколько раз гребли ночью, что было незабываемо. Наше общение в путешествии не прошло бесследно, и осенью 1956 года мы втроем решили принять участие в конкурсе, объявленном международным журналом «Молодежь мира» на лучшую идею к приближающемуся VII Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Мы предложили во время фестиваля провести показ свадебных обрядов разных народов и стран. Мысль эта, по-видимому, понравилась журналу, и как-то, просматривая свежий номер в библиотеке Института огнеупоров, я обнаружил, что нам присудили 2-ю премию. По просьбе редакции мы сообщили в Будапешт адрес для присылки премии. Кончился 1956г., шел 1957г. Никаких премий мы не получили.
     Летом Реночка в составе довольно большой группы в 9 человек совершила длинное и очень интересное водное путешествие по озеру Селигер и верхневолжским озерам. До сих пор мужчины этой группы вспоминают новаторский шаг Реночки, которая решила купаться без одежды. Было это так. Реночка громко объявила: «Мальчишки, я сейчас буду купаться. Только вы не смотрите!» Мальчишки (их было пятеро) понимающе отвернулись и занялись своими делами. Через некоторое время Реночка закричала снова: «Мальчишки, мальчишки! А теперь совсем не смотрите!»

Селигер, 1957. Фото В.Пустовалова

В этом путешествии мы часто вспоминали Московский фестиваль, который шел во время нашего плавания, за него нам присудили премию, которую мы не получили. Прошел еще год, и в 1958 году я решил написать второе письмо в журнал «Молодежь мира», напоминая о премии. И вот осенью 1958 года были получены долгожданные письмо и премия. «Будапешт. 17 октября 1958 года. В. Пустовалову, Р. Мухе, В. Малееву. Харьков, СССР. Дорогие друзья! Мы получили ваше письмо, в котором вы интересуетесь судьбой вашей премии. Дело в том, что во время переезда редакции в Берлин и возвращения обратно был утерян ряд архивных материалов, в том числе и ваше первое письмо с обратным адресом. Мы ждали вашего нового письма, учитывая, что, прочитав о результатах конкурса, вы напишете нам. Получив ваше второе письмо, мы высылаем вам вторые премии победителей в анкете — альбомы о VI фестивале и наши благодарности. Желаем вам успехов в вашей жизни и работе. С дружеским приветом, Л. Володин, советский редактор журнала («Молодежь мира», “World Youth”, “Yaventud etel Mundo”, “Jeunesse du monde”). Уместно вспомнить, что переезд в Берлин был связан с венгерскими событиями осени 1956 года.
     Селигерское плавание было разнообразным, интересным и очень веселым, и мы, включая и Реночку, без паузы начали думать и готовиться к новому плаванию. Следующим местом был Карельский перешеек, где мы путешествовали в июле–августе 1958 года. У Реночки это путешествие всегда вызывало драматические воспоминания, потому что она в него не попала. Получилось это так. Основная группа выехала в Карелию 12 июля. В Ленинграде к ним присоединились Витя и Нина Конторовичи, приехавшие из Риги. Реночка, работавшая в Харьковской авиационном институте, по каким-то причинам начать с нами поход не смогла , а участвовать очень хотела. Поэтому, обстоятельно изучив карту и наш маршрут, мы договорились, что 21 июля мы подплывем к станции Лосево. Здесь можно будет к нам присоединиться. Что получилось, судите сами. Вот моя дневниковая запись: «21 июля 1958 года в Лосево мы не обнаруживаем следов Мухи, которая по договору должна быть сегодня. Охрана железнодорожного моста не пускает нас через порог под мостом. Может быть, это к лучшему, так как порог реки Бурная внушает уважение — в узком горле, заваленном камнями, со страшным шумом несется вода… Следующий (22 июля) день посвящаем переезду в озеро Суходольское (Суванто-ярви). После долгих поисков наконец удается найти машину. Грузимся, едем и разгружаемся под проливным дождем. После этого еще три часа пережидаем погоду в наспех поставленной палатке неподалеку от пристани». Таким образом, мы простояли в Лосево два дня, и Реночка не появилась. 31 июля мы завершили первое кольцо нашей «восьмерки» и вернулись на турбазу за письмами. Получаем письмо от Реночки с ошеломляющей новостью: Муха была в Лосево и Заповедном. Настроение у всех подавленное, получилось довольно глупо. Мы разминулись чуть-чуть. Письмо Реночки: «Увы, Малеша, мне не удалось доставить вам Масины (Н. Пучкова, — В.П.) вафли и графские (С. Муравьев, — В.П.) конфеты. В общем, мне не до шуток, а факты такие. 19 июля я дала вам телеграмму по адресу, что мы договорились: с. Лосево, сельсовет. В ней сообщалось, что я приеду 23-го в Лосево. Приехала я в 4.45 и направилась вас удивлять. Была я в селе Лосево, на турбазе в селе Лосево (это все станция), в рыбацком поселке Лосево, там, где мы должны были встретиться в 1,5 км от станции Лосево. Нигде о вас ничего не знали, только в последний момент в поселке мне сказал рыбак, что видел 22-го две лодки — «Турист» и «Спутник-3». Но куда они пошли — неизвестно. Меня не хотели выпускать, так как вид был мокрый и холодный. Я поехала в Сосново, оттуда в Заповедное. Автобус доходит до самых порогов, в 20 шагах оттуда хата Назарова, где я вас дожидалась с 11 часов 23-го до 12.30 26-го. Ночевала я у Назарова, а еду добывала многими интересными способами. На берегу была с 8 часов утра до 9–10 вечера. Очевидно, разминуться мы не могли. Поскольку я не была уверена, что те лодки, что видал рыбак, ваши, и чего они пошли в Заповедное, а также, поскольку нигде никаких записок мне не было, я, очевидно, сейчас еду в Ленинград на несколько дней, а затем в Москву. Не перестаю ломать себе голову. Очень жаль. Рена». Вот такая история. Мы были виноваты, что не зашли в сельсовет, так как были уверены, что Реночка не приедет. Реночка – в том, что перенесла на два дня свой приезд. Так неудачно для Реночки закончилось это туристское лето. Потом в Харькове Реночка красочно рассказывала, как она сидела у порога, высматривая лодки, как неожиданно около нее появилось не то рысь, не то лось. Наверное, тогда в голове появилось: «Ну, дела, — подумал Лось, — не хотелось, а пришлось!»
     В 1963 году в походе по Мещере Реночка оказалась непревзойденным рулевым. В течение одного дня она ухитрилась посадить байдарку на торчащую из воды корягу, а чуть позже обеспечила переворот, при котором мы утопили киноаппарат Института низких температур, «президентский» фотоаппарат и часы. Похоже, в это время Реночка что-то сочиняла… «Вот под мостом течет Река, но только без воды пока.»

Гриша Мильнер, Рена, Виташа. Мещёра, 1963. Фото B. Бeнгуca

     Жизнь Реночки была однако не так безмятежна, как могло казаться. В 1955 году умерла Александра Соломоновна, Реночка осталась одна, пряча горе за ироничным словом «сиротка». Хорошо помню похоронную процессию по Пушкинской к кладбищу. Медленно движущаяся машина. Открытый гроб. Рядом сидит Реночка и отрешенно смотрит на маму. Настоящие друзья помогали и поддерживали Реночку. Но было и другое. Одинокая, привлекательная, общительная, владеющая английским, дочь чекиста, она могла быть полезным человеком для общения с иностранцами и получения различной информации. Поэтому начались приватные беседы с предложениями стать помощником. Реночка категорически отказалась. Конечно, органы этого ей не простили и начали за ней присматривать. И подвернулся удачный случай: на Центральном телеграфе в Москве Реночка помогла иностранцу (кажется, американцу) заполнить бланк на перевод денег. Это было зафиксировано, и когда Реночка вернулась в Харьков и пошла в авиаинститут на работу, у нее на проходной отобрали пропуск, сказав, что она уволена. Мне рассказывали, что студентам очень нравились уроки английского, которые вела Реночка, симпатичен был и сам преподаватель. Увольнение Реночки, естественно, вызвало недоумение. Нужно было объяснять. Объяснили — за связь с иностранцем, роман с американцем. Более того, на соответствующих собраниях в Харькове это квалифицировалось как характерный пример потери бдительности. К счастью, через некоторое время благодаря усилиям доцента иняза Беатрисы Иосифовны Роговской, давнего друга Александры Соломоновны, Реночка поступила в аспирантуру. Помните, Реночка к стихотворению «Книжкина колыбельная» приписала: «Беатрисе Иосифовне Роговской, лучшему человеку в моей жизни».
     Примерно в это же время началась новая жизнь- началась вторая, наиболее впечатляющая часть Реночкиной биографии, которую можно считать звездным часом ее творчества. Началось с малого — в конце 50-х Реночка вела на харьковском телевидении уроки английского.

Во время урока на студии харьковского телевидения

Накапливался жизненный и профессиональный опыт, и, как у каждого неординарного человека, происходил мучительный, долгий поиск собственной оригинальной творческой линии жизни . Хотя в жизни, как обычно, все было тесно и сложно переплетено, все же можно выделить три основные линии ее творчества. Первая — создание новой методики : использование устного рассказывания в обучении иностранному языку. В этой области, топтаной-перетоптанной филологами всего мира в течение нескольких столетий, была придумана новая оригинальная методика. Англичан больше всего поражало то, что это сделано не в Англии.
     Вторая линия — устные рассказы, в основном, на русском языке, которые не сочиняются, а являются былями. Они были прекрасны по своей форме и эмоциональности изложения. Реночка могла их рассказывать по много раз с одинаковым блеском, а мы могли многократно слушать. За это ее любили журналисты, телевизионщики и мы, друзья. В устных рассказах Реночка достигла международных высот, правда, на английском языке, участвуя в 1994 году в соревнованиях в Англии и США. Я хорошо помню один из первых публичных Реночкиных рассказов о своей первой поездке в Лондон. Помню еще и потому, что в моей первой поездке в 1967 году в Японию со мной происходило нечто подобное. Та же некомфортность из-за отсутствия валюты, та же боязнь что-то сделать или сказать не так, те же страх и настороженность, возникшие при инструктаже, что тебя завербуют или захватят иностранные спецслужбы. Одна журналистка, обсуждая устные рассказы Реночки, проводила параллель с выступлениями Ираклия Андронникова. По форме, возможно, это и было похоже, но по содержанию, тональности и иронии - это разное.
     Наконец, третья творческая линия Ренаты Мухи — это стихи. Начнем с истории. Первые стихи Реночки появились в 1960 году в газете «Неделя». В 1960 году вышла маленькая детская книжка в издательстве «Малыш». Называлась она «Переполох», а создавалась совместно с Нинелью Воронель. Дальше с публикациями была 25-летняя пауза, после которой в 1993 году вышла в Москве книжка «Про глупую лошадь» с Вадимом Левиным. В основе этой книжки были авторские переводы произведений американки Поли Камерон. В это время Реночка вместе с мужем Вадиком Ткаченко сменила среду обитания и переехала в Израиль, в Беэр-Шеву. То ли от этого переезда, то ли от зигзага удачи, то ли по каким-то другим тайнам творчества, а, может быть, случайно, но дальше книги Реночки начали выходить регулярно: 1998 — «Гиппопопоэма» (Иерусалим); 2001 — «Недоговорки» (Иерусалим); 2002 — «Бывают в жизни чудеса»; 2004 —«Немного про осьминога» (Москва); 2005 — «Однажды, а, может быть, и дважды» (Минск); 2006 — «Я здесь не сплю» (Москва).
     Огорчает, конечно, то, что книжки Реночки еще не изданы в Харькове, где она прожила около 50 лет, где существует много издательств и где живут многочисленные друзья и поклонники ее таланта. Мне трудно говорить профессионально о поэзии и поэте Ренате Мухе. Поэтому, читая и запоминая Реночкины стихи, прислушиваюсь к мнению профессиональных литераторов. Реночка вспоминала, что в Иерусалиме на вечере памяти Бориса Чичибабина к ней подошел человек, который признался, что она его любимый поэт. Это был Игорь Губерман. Одно из первых стихотворений «Ужа ужалила оса» похвалил Самуил Маршак. И наконец, вот что написал в антологии «Десять веков русской поэзии» Евгений Евтушенко, включивший в антологию 22 ее стихотворения: «Маленький, но большой поэт Рената Муха достойна того, чтобы ее стихи не только включались в школьные хрестоматии, но и сопровождали по жизни нас всех, даже седеющих, но не стареющих душой, ибо такие стихи нам это не позволят». И в заключение добавил две строки от себя: «Будут любить старики и все дети самую умную Муху на свете». Стихи Реночки хвалили Эдуард Успенский и Борис Заходер.
     Стихи-афоризмы Реночки удивительны и неповторимы. «Вчера Крокодил улыбнулся так злобно, что мне до сих пор за него неудобно» или: «Когда вам гадит Троглодит, ведь что-то им руководит?» Это не Козьма Прутков, и не Омар Хайам, это и не «Гарики» Губермана — это Рената Муха. Ряд стихов родился при общении с В. Левиным, Н. Воронель, С. Зеликиным, В. Долиной — соревнуясь, заводя друг друга, веселясь и играя, они создавали шедевры. Как истинные шедевры, теперь эти стихи отдаляются от автора, иногда теряют имя, становятся общенародными.
     Отдельная и особая тема — болезнь Реночки и ее борьба со страшным недугом последние 25 с лишним лет. Реночка перенесла три тяжелейших операции: в 1984 году в Харькове, в 1994 году в Бостоне, и в январе 2009 года в Израиле. 25 лет страшной болезни, а до этого — болезни почек, печени и язва желудка. Кто бы мог такое выдержать? И кто бы мог подумать, что Реночка выдержит все это и не только выдержит, но и будет писать стихи, давать интервью, выступать с устными рассказами. Может, так думать кощунственно, но мне кажется, болезнь и борьба с нею явились сильнейшим стимулирующим средством. Мы как-то обсуждали эту ситуацию с Леней Пастуром и оба пришли к выводу — Реночка торопится жить. Все хорошо понимают: в борьбе с болезнью, кроме прекрасных врачей, было два участника — Реночка и Вадик Ткаченко. Мы с дочерью Аленкой в апреле 2009 года были в Беэр-Шеве и ощущали это нечеловеческое напряжение. Если бы не Вадик, мы б потеряли Реночку гораздо раньше.
     У Реночки было несколько заслуженных наград. Она была Почетным гражданином города Беэр-Шевы. Награждена медалью Януша Корчака. Но главной наградой была всеобщая любовь к ней. Как-то Мусик Каганов сказал: «Когда есть Рена Муха, никого нет». Большей награды не бывает.

     Живем и помним.