С Реночкой, Ренатой Григорьевной Мухой, я познакомилась в далёком 1964 году, будучи студенткой 4-го курса ин’яза ХГУ. Учебный год заканчивался, на занятия я ходила редко, потому что уже работала гидом-переводчиком в Интуристе, мне разрешили заниматься по так называемому «индивидуальному плану», а туристский сезон, в отличие от учебного года, шёл уже полным ходом. В тот весенний майский или июньский день я, к счастью, пришла на лекции. Л.А.Воронина, которая постоянно вела нашу группу, ушла в декретный отпуск, и нас либо подсоединяли к одной из параллельных групп, либо присылали кого-то на замену. Наш курс был первым набором факультета как университетского, до 1960 года это был институт иностранных языков. Находился он в старом особняке на Московском проспекте, безжалостно взорванном в конце 70-х годов по чьей-то высокопоставленной прихоти.
     Я думаю, что именно благодаря Реночке, я так чётко запомнила детали того давнего дня. Мы сидели в залитой солнцем аудитории на втором этаже, выходящей окнами на юго-западную сторону, выжидали положенные 10 минут в надежде, что про нас забыли, и мы можем потихоньку «смыться», не вызывая гнева деканата. И вдруг дверь распахнулась, и в аудиторию быстрым лёгким шагом впорхнула девушка (Реночка всегда выглядела намного моложе своих лет). Внешность у неё была очень яркая и привлекательная, что сразу одобрительно отметила взыскательная ин’язовская дамская группа: длинные тёмные волосы очень красиво смотрелись на фоне светлого платья, ровно подстриженная чёлка, (при этом совсем не производящая впечатления ровности) из-под которой на нас взглянули насмешливо улыбающиеся глаза, хотя Рената Григорьевна очень старалась выглядеть строго академичной. Но как только началось занятие, т.е. как только Рената Григорьевна заговорила, и мы и она, сразу же, напрочь забыли о всякой академичности.
     Не помню, чему было посвящено занятие, помню только, что было очень интересно и непривычно раскованно. Мы говорили на разные темы, вернее, говорила в основном Реночка, незаметно вовлекая в дискуссию и нас. Думаю, что именно мы были первыми счастливыми свидетелями рождения того, что стало преподавательским брендом Ренаты Григорьевны – её методом “of story telling”, методом устного рассказа.
     Мне было очень интересно, занятия я не пропускала, к сожалению, их было немного, или учебный год подошёл к концу, либо часы аспирантской педагогической практики Ренаты Григорьевны были успешно выполнены. В память врезались её впечатления о недавно проведенных выходных, о каких-то походах, встречах с друзьями…
     Мы скоро заметили, что интересно с Ренатой Григорьевной не только нам, она очевидно притягивала к себе внимание всех окружающих, особенно немногочисленной мужской компании молодых преподавателей ин’яза, которые каждую перемену неизменно оказывались у дверей нашей аудитории.
     Много лет спустя я спросила Реночку, помнит ли она эти наши занятия начала её педагогической деятельности в вузе. "-Ха!"-выдохнула с присущей ей экспрессией Рената, "-Ещё бы! Я каждый раз шла на занятия и думала, какой ещё вопрос ты задашь мне сегодня, но мне это было самой интересно." Я очень удивилась, очевидно, Рената своей талантливостью создавала такую творческую обстановку, что и мы начинали "сотворчествовать" с ней, настолько увлекаясь, что забывали о том, что нас учат.
     По окончании университета я несколько лет продолжала работать в Интуристе и немного отдалилась от жизни факультета. Знала, что Рената Григорьевна вместе с Дмитрием Васильевичем Меняйло ведут программу по местному телевидению, об этом знали все в городе. В ту пору на телевидении было не больше 2-3х каналов, и телеведущие немногочисленных программ сразу же становились очень популярными. Телевизор я смотрела редко, но втайне гордилась, что коим-то образом "причастна" к жизни знаменитостей. С Ренатой Григорьевной мы почти не виделись, но одна встреча запала в память.
     Было это тоже весной, только ранней, в один из первых весенних солнечных дней марта. Я стояла на трамвайной остановке, совсем не могу припомнить какой. Трамваи, как всегда, задерживались, народ терпеливо молчаливо ждал, как вдруг я заметила, что с противоположной стороны к остановке подбегает Рената, с ней была какая-то девчушка лет 10. Меня она не увидела, они стояли поодаль, вернее "стояли" - это не про Рену. Рената постоянно что-то рассказывала, на ходу придумывала какие-то игры. Они подпевали, рифмовали, смеялись, пританцовывали, им было так весело, а мне было так хорошо наблюдать за этим радостным действом. Причём, Рената была настолько безыскусна, настолько естественна, она вся была в этой игре. Мне кажется, не только я, но и все остальные с интересом поглядывали в их сторону, особенно дети, мамы которых скучно стояли рядом, затерявшись в своих размышлениях, и лишь время от времени вспоминали о присутствии своих деток только для того, чтобы сказать им, что делать или чего не делать. А деткам так хотелось оказаться на месте той девочки, которой несказанно повезло в тот весенний день! Трамвай Ренаты подошёл первым, они уехали, а я осталась ждать своего с каким-то светлым чувством, которое сохранилось во мне вместе с памятью об этой давней встрече.
     В 1968 году я перешла работать в Университет, и мы с Ренатой Григорьевной стали коллегами по кафедре английской филологии. Кафедра была многочисленной и, как всегда бывает в таких коллективах, внутри него происходило своё "перераспределение" по интересам, убеждениям, жизненным принципам, наконец, дружеским привязанностям.

Кафедра английской филологии ХГУ В первом ряду на этом снимке, начиная слева, сидят Алина Леонтьевна Просяк, бессменный старший лаборант нашей кафедры, сама Беатриса Иосифовна, Борис Семёнович Хаймович, её друг и соавтор по уникальному в своё время университетскому учебнику "Грамматика английского языка ", руководивший Реночкой в учёбе в аспирантуре и работе над диссертацией, Сусанна Ефимовна Каган, Юрий Маркович Ткаченко, в непростых условиях советской жизни достойно руководивший кафедрой после Б.И., Полина Яковлевна Хуторянская, Ядвига Каэтановна Иванова и Белла Ароновна Зильбельборд, участница Великой отечественной войны, сохранившая несмотря на это необычную наивность, которую Реночка временами обыгрывала в дружеских тонах. Во втором ряду назову тех, кого прежде всего могла бы упомянуть Реночка. Третья слева - Таня Даниленко, одна из многих, защитивших кандидатскую диссертацию под руководством Б.И. Вскоре после того, как был сделан этот снимок, она трагично и нелепо погибла в результате смертельного ранения, которое из ревности нанёс ей рапирой муж. За Таней - Галина Вадимовна Татаринцева, Нина Валентиновна ( ? могу ошибиться в инициалах) Загородняя, Лев Самойлович Гринберг - умница, очень интересный человек, знавший в совершенстве и английский, и немецкий, всю войну прослужил военным переводчиком и в этом качестве участвовал в Нюренбергском судебном процессе над главными нацистскими преступниками. В этом же ряду третий справа - Дмитрий Васильевич Меняйло - мягкий, интеллигентный, сдержанный, почитаемый всеми за превосходное владение английским, готовый, подобно Беатрисe Иосифовнe, проконсультировать по любому вопросу, "образец оксфордского произношения", как его называли. Вместе с Реночкой они вдвоём вели курс английского по Харьковскому телевидению в 60-х годах. За ним - Леонид Николаевич Прудников, полиглот, знавший около 10 языков. Он был очень умён, хотя многим казался странным, и мы с ним были очень дружны. Беатриса Иосифовна рассказала мне, что в 30 -е годы, после того как арестовали его отца, им с матерью пришлось убегать чуть ли не через окно, буквально в том, что было на них, прятаться, скрываться, и чудом избежать ареста. Лёня тогда был совсем маленьким, но след отпечатался на нём на всю жизнь. В последнем ряду вторая слева - это я, Ефим Исакович Бейдер, Людмила Александровна Воронина. Очень часто в разговорах между собой Л.А. и Реночка обращались друг к другу, начиная со слова "Mамочка!" Далее Леночка (Елена Дмитриевна) Маневская, как и Реночка, долго, тяжело и мужественно переносившая болезнь и рано ушедшая от нас, за ней Реночка и Анатолий Игнатьевич Дородных.