Главная
Об этом сайте
Немного о себе
Стихи
Книги
Одна пьеса
Сказочный английский
Выступления
Интервью
Что было в газетах
1990-1991 О пoездках в АнглиюГлазами друзей
Алекс Королев Графиня владеет - не случайно
Дома у Б.В.Заходера в Комаровке
«Вести», 12/12/2004
- Однажды в Ленинграде ко мне подошел мальчик с моей книжкой в руках и спросил, почему, мол, у вас такой псевдоним. Легко, говорю, могу тебе ответить. Надо сказать, что сочетание Ренаты и Мухи меня с детства травмировало. Тем более что у нас в школе была "англичанка" Джульетта Спиридоновна.... И мы так - в обойме - и ходили с ней. В общем, объясняю я этому пареньку, что это девичья фамилия, что я в молодости стихов не писала, никогда не хотела быть поэтом и очень хотела избавиться от сочетания Ренаты и Мухи. Всегда надеялась, что появится муж с фамилией, более подходящей к моему имени. Но лучший вариант был -Ткаченко. И я долго жила как Рената Ткаченко. А когда появились детские стихи, сразу стало ясно, что придется возвращаться к "первоисточнику". Мальчик терпеливо выслушал мой рассказ и сказал: "Нет, я все это понимаю, но Рената откуда?!"
Имя же Рената возникло по вине двуязычной мамы, проживавшей под Одессой и в раннем возрасте прочитавшей роман о некой графине Ренате, самым суровым образом обходившейся с мужским полом. Маме это так понравилось, что ее не остановила мысль о том, как графское имя будет сочетаться с совсем не великосветской фамилией ее мужа.
- В семье мирно сосуществовали разные языки: русский, украинский, немецкий, идиш и даже греческий (тот, кто был в Одессе, тот поймет). А я, когда поступила на факультет английского языка, добавила и его в этот "котел". С тех пор я обзавелась убеждением, что детей надо "подставлять" под языки в самом раннем возрасте - это непременно скажется. Так готовится почва на будущее. Мне, во всяком случае, больше неоткуда было взять свои лингвистические способности.
После окончания университета Ренату оставили в аспирантуре, и с тех пор она многие годы терпеливо преподавала в университете английский язык студентам факультета иностранных языков. Сейчас читатели нередко спрашивают, не владеет ли она - случайно! - английским языком. Чувствуют, видимо, что-то британское в мелодии ее стихов, их интонации. Что, как считает сама Рената Муха, характерно для большей части российских поэтов, чьи стихи считаются детскими.
- Связь между английской и русской детской литературой весьма необычна. Потому что великие русские писатели-переводчики сделали их детскую литературу фактом русской детской литературы. Когда в 30-е годы английские детские стихи через Маршака и Чуковского попали в Россию, они были переведены ТАК, что... обрусели. И это предопределило характер русской детской литературы в XX веке. Особый подход, особый угол зрения - впрочем, кто может определить, в чем же она, эта их особость? Ясно, что мы усвоили этот английский взгляд, но какой он? Этот вопрос я задала в Англии. И услышала такой ответ: "У нас есть такая точка зрения: что бы человек ни делал и каким бы странным это не казалось окружающим, он имеет на это полное право". Там же в Англии мне подарили книгу о детской литературе, которая начиналась так: "Самое интересное в истории детской литературы - это то, что до второй половины девятнадцатого века детской литературы не существовало". А потом уже дети сами отобрали у взрослых то, что им пришлось по душе - из фольклора, из поэзии, из сказок. А сейчас происходит обратное явление. Детская литература после Маршака и Чуковского и Заходера приобрела такую характеристику: она рассчитана на взрослых и детей, и взрослые теперь тоже начинают отбирать то, что им нравится в детских книжках. Это, бесспорно, произошло с поэзией Заходера, с его "Азбукой". Потому-то моя большая книжка (есть еще маленькая!) так и называется: "Стихи для бывших детей и будущих взрослых". Это - не шутка!
Начнем с полного собрания сочинений
Когда Рената Муха любит какую-то книгу, она читает только ее одну. И очень долго. Такое произошло, когда она влюбилась в "Алису в Стране чудес", которая в то время не была еще переведена. И ее студенты вместе с ней читали "Алису" целый год! - Разумеется, они отбивались, но я придумала такой ход: сказала, что, если у нас получится нечто интересное в переводе, мы попросим Заходера (через Левина, который уже был с ним знаком) перевести Алису и использовать при этом нашу работу. Мы так и сделали. И у нас были какие-то очень ловкие штучки, надеюсь, он их использовал. Правда, поначалу он категорически отказывался переводить эту книгу, считая, что она очень злая."
Она познакомилась с Борисом Заходером примерно в те годы, когда вышел его перевод "Винни-Пуха". Он показал ей и поэту Левину, который привел Ренату, нью-йоркское издание, где на суперобложке было написано: "Наконец-то Винни-Пух научился говорить по-русски, и надо признать, что он делает это не хуже, чем его английский собрат".
- Уверена, что многие согласятся с тем, что во многих случаях - он говорит лучше, - говорит Рената Муха.
- Что вообще характерно для Заходера. Когда же он переводил стихи, это всегда было ЕГО произведение. Что бы он ни переводил, это всегда был перевод на язык Заходера.
Многие ее стихи были написаны в поезде - по дороге из Харькова в Москву и назад. Это не значит, что она часто ездила в Москву - стихи у нее писались редко.
- Я не уверена, но предполагаю, - поглядывая в сторону Вадима "откровенничает" Рената, - что мой муж женился на мне из-за одного стихотворения, написанного давным-давно. Самого первого. Оно сразу стало очень известным: его похвалил Маршак, оно попало во все хрестоматии.
Бывают в жизни чудеса -
Ужа ужалила Оса.
Ужалила его в живот,
Ужу ужасно больно.
Вот.
А доктор Еж сказал Ежу:
"Я ничего не нахожу,
Но все же, думается мне,
Вам лучше ползать
На спине,
Пока живот не заживет.
Вот".
Я как-то не могла "угнаться" за этим стихотворением - другие у меня не получались. Друзья начали уже издеваться надо мной. На один день рождения напечатали "Ужа" на машинке, переплели и надписали: "Рената Муха. Полное собрание сочинений". Так и было много лет.
Она замолчала. На столько лет, что даже страшно сказать. Не на десять, на больше. Стихи ушли, и она, как человек тонкий, не пыталась заставить их вернуться. Сколько ее друг Левин не провоцировал Ренату на новые попытки, сколько не читал ее "Ужа" на своих вечерах, объявляя ее как автора, как поэта пишущего.
- Это была пытка, - признается Рената.
- Я выходила на сцену, глядя на него с ненавистью. Но все было напрасно. Как пришли, так и ушли. Вдруг. Я забыла даже это состояние - изматывающее, но счастливое. А однажды я переходила дорогу и вдруг в голове зазвучало:
"Едят ли дятлы червяков?
- Cпросил Червяк." И был таков.
С этого началось их возвращение - с двустиший.
Первая книжка Ренаты Мухи вышла усилиями Марка Галесника. Он очень хотел ее издать, и в результате на свет появилась “Гиппопопоэма". Он заставил серьезного педагога, преподавателя английского языка, смириться с тем фактом, что она - поэт.
- На вечере памяти Чичибабина некий незнакомый мне человек признался, что я - его любимый поэт, и совершенно неожиданно для меня принялся читать мои стихотворения. Одно за другим. Потом его вызвали на сцену, где он оказался Губерманом. Оказалось, что многие, не только он, знают мои стихотворения, в России, в Израиле, в Америке даже. Я не совсем понимаю, как это могло случиться, но факт остается фактом: знают.
В Союзе писателей Ренате давали четыре тысячи шекелей - на издание первой книги. Но Галесник сказал: "ТАКУЮ книжку издавать на четыре тысячи - грех. Или издавать красиво, или - никак".
- Я всю жизнь буду благодарна Марку Галеснику за это, - говорит Рената. - А сейчас он, по его словам, заканчивает распродавать уже третье издание. Кто только ее не видел, все восхищаются. И не только стихами - рисунками Арсена Даниэля. Был такой смешной случай: когда вышла вторая - маленькая - книжица "Недоговорки"; сказали, что этот художник "еще лучше первого". Но там рисунки того же Даниэля!
Спустя неделю после выхода "Гиппопопоэмы" Рената приехала в Москву и, к своему удивлению, обнаружила, что ее книжка уже перебралась через океан. К тому времени ее в большом количестве экземпляров заказали уже Шендерович, Вишневский, а также все те, кто ее видел и мог оценить.