Главная

Об этом сайте

Немного О Себе

Стихи

Книги

Одна Пьеса

Сказочный Английский

Выступления

Интервью

 Для газет
На телевидении

1996 "Зеркало"
1997 Фестиваль рассказчиков
1997 Начало следует
2003 "На троих"
2008 Программа "Персона"
2008 "В Нью Йорке с Топаллером"

На радио

Что было в газетах

Глазами Друзей

Фестиваль рассказчиков



Программа "Сами о себе", На фестивале в штате Юта ,ТВ ИНТ, Украина, лето 1997 года, ведущий-Алексей Муратов

Download Video: Closed Format: "MP4" Open Format: "Ogg"

Вступление

Р. Муха: Будьте очень осторожны, когда вы задаете вопрос рассказчику, потому что когда он уже начнет рассказывать историю, сам он не остановится. И вам его останавливать не рекомендую.

Поэт-сторителлер Рената Муха. Часть 2.

Тафтовская лекция.

В Англии я была несколько раз. В Америке не была никогда. Но вот, что-то года четыре тому назад, у нас в университете были две дамы из университета Цинциннатти. Они попали на мой семинар со студентами, где я рассказывала про этот прием, и рассказывала, кстати, эту историю.

И я через год получила приглашение из университета Цинциннатти прочитать лекцию – именную лекцию, Тафтовскую, по имени президента, который оставил деньги для таких лекций – именно о том, как применять… " about storytelling for teaching foreign languages ", о том, как применять этот самый сторителлинг для обучения иностранным языкам. Ну, я ехала в Америку, это было первый раз… И лекции про этот сторителлинг читать очень тяжело, потому что это очень хороший прием, но у него один огромный недостаток. Нельзя читать лекцию, теорию про такое, в крайнем случае можно рассказать историю, а потом обсуждать, как вы рассказывали. И я была, конечно, в некотором напряжении.

Ну и, с другой стороны, я думаю – ну, я столько раз была в Англии, я много чего рассказывала, все было хорошо. Люди смеялись там, где было мне смешно, горевали там, где я горевала, тут я не ожидала никакого подвоха. Но меня предупредили, что перед Тафтовской лекцией должен быть Тафтовский завтрак. И что одеваться надо красиво, И в туфлях на высоких каблуках. По-моему, единственный случай в Америке, когда одеватьса надо официально.

Я пришла. Гости этого Тафтовского завтрака были по положению все заведующие кафедрами гуманитарных факультетов. И хотя американцы вроде люди такие раскованные, мы начали этот завтрак в полной тишине. Принесли эти огромные многоэтажные американские бутерброды. Я страшно испугалась, я, во-первых, вспомнила леоновскую "пасть порву"… Я немедленно назвала этот бутерброд "пасть порву". Я подумала – если они начнут погружатся в этот бутерброд, то как мы будем разговаривать? А надо ж разговаривать! Но все погружались в бутерброды, и никто и не думал разговаривать. А я очень нервничала. Ну, они меня что-нибудь спросят, ну надо же что-нибудь рассказать! И я очень надеялась, что они мне зададут такой вопрос… А потом я обьясню, почему. То есть я нарушу еще одно правило рассказчика – отступлю назад.

Я очень надеялась, что они мне зададут вопрос такой: "Рената, что вы думаете о Горбачеве?" Ага? Непонятно? Сейчас расскажу, почему!

За много лет до перестройки, когда я работала, и работала, и работала, но никогда не была ни в какой Англии и в Америке, и настолько прочно не была, и не собиралась быть, что решила даже думать, что – да нету этих Англии-Америки на свете. Ну вот, невыездная такая была.

Мне обычно не поручались никакие официальные встречи с иностранцами, с комиссиями. Для этого были другие, более проверенные люди. Но однажды случилось так, что все были в отпуске. И В Харьков приехала делегация из Киева. У нас есть прекасные преподаватели – их никого не было. И декан того времени, и парторг того времени сказали: ну ладно, пусть идет Ткаченко, поговорит с ними, но только чтоб НЕ!

По сю пору я не очень понимаю, что должно было быть НЕ. Ну, видимо, чтобы я ничего лишнего не говорила, не шутила – я и не собиралась, кстати. Я спросила, правда: "НЕ – что?" Они сказали: "Сами знаете!". Ну, я пришла и встретилась с комиссией, рассказала, что меня просили рассказать. Наверно, нормально рассказала, потому что председатель комиссии сказал: "Очень хорошо вы нам рассказали, Рената Григорьевна. Скажите, а когда вы последний раз были в Англии? "

Вот это было то самое страшное место, потому что я – никогда не была. И я посмотрела на тогдашнего декана и на тогдашнего парторга. В глазах у них было НЕ, написанное огромными буквами. Я не знала, что ответить. Ну, я доцент, много лет работаю, это, в общем-то, странно… И тогда он сказал еще раз: "Когда вы последний раз были в Англии? "

Я не могу сказать, что я ответила – я услышала свой голос. Голос сказал: "Я не помню, когда я последний раз была в Англии, но я помню, что первый раз – еще не была." Вот такая была история.

До этого, до Америки, я была вот в Англии, как я вам говорила. В Англии все интересовались русскими, и меня позвали в Бристоле на радио. Я думала, что со мной будут репетировать, но я зашла – и оказалась в эфире. И Джон Тернер, как сеичас помню, задал мне этот самый вопрос – как я отношусь к Горбачеву.

Я ему сказала, что я хорошо отношусь к Горбачеву, если б не он, меня б тут не было, но у меня – ну, я воспользуюсь этим выражением – у меня на него зуб – сказала я (там более элегантное выражение). Он очень оживился, подсунул мне так микрофон, наверно, думал, что я начну сейчас бряцать кандалами. Он сказал: "А что случилось?" Я сказала: "Он лишил меня моей лучшей шутки." Я рассказала ему эту исторую, а так как это был мой третий уже раз в Англии, он сказал: "Да, действительно, пропала шутка."

И я считала, что если они меня сейчас в Америке – если они мне зададут этот вопрос, то все будет очень хорошо. В оставшиеся двадцать минут я расскажу эту историю, и будет всем смешно, и все будет прекрасно. И я молилась на всяких языках, и мои молитвы были услышаны, но не до конца. Потому что одна из дам, очень серьезная дама, и очень умная, сказала: "Да, Рената, что вы думаете … " – вот!… она сказала: "Что вы думаете о Жириновском? Какое ваше мнение о Жириновском?" Я сказала: "Про Жириновского у меня мнения нет, а про Горбачева есть." Она сказала: "Ну хорошо, тогда что вы думаете о Горбачеве?"

И я рассказала им эту историю, абсолютно уверенная в успехе. Как говорится – литературное клише – каково же было мое удивление, когда… ни тени улыбки! А? Я помню, что первое ощущение было: ни-че-го. Прожевывание бутерброда. Я думаю: "боже, что же мне им рассказывать на этой лекции, если они это не понимают!"

И я сказала им: "Послушайте, вы же пригласили рассказчика. "
Они сказали : "Угу"
"А я", – сказала я, – "только что рассказала вам историю".
Они сказали : "Угу."
Ну, я, уж совсем разнервничавшись, сказала: "Я рассказала вам смешную историю!"
Они сказали : "Угу"
И тогда я сказала: "А у нас в стране такой обычай: когда люди слышат смешную историю – они смеются, или, по крайней мере, улыбаются."
И они сказали: "Угу."

И надо вам сказать, что хотя это была Тафтовская лекция, и за нее платили, и довольно много, я ее совершенно безобразно прочла, потому что… ну, я уже не понимала, на каком уровне и что рассказывать.

Но история на этом не кончается, потому что на следующий день я пришла подписывать бумаги, и та дама, которая задала мне вопрос о Жириновском, а потом Горбачеве, подписавши бумагу, посмотрела на меня и сказала: "Рената, вы, наверно, думаете, что у нас нет чувства юмора. "
Я сказала: "Ну, если уж совсем честно, так … такая мысль у меня появилась."
Она сказала: "Нет, у нас есть чувство юмора, просто с вашими историями непонятно – смеяться или плакать."

На фестивале в штате Юта

На одной из лекций в штате Юта я получила приглашение приехать через три месяца на национальный фестиваль рассказчиков. А такие есть, такие проводятся. В Англии и в Америке, кажется, во Франции тоже, но точно – в Америке. И я легкомысленно согласилась. Я думала: "Ну, я рассказывала стольким людям, до ста человек было, ну, двести будет здесь…" Я приехала через три месяца, они меня попросили рассказать историю… Они меня предупредили: "Расскажите какие-нибудь свои истории из тех, что вы рассказываете на лекции, и, кроме того, пожалуйста – эти замечательные русские сказки про Баба Яга". Все хотели истории про Баба Яга.

Ну вот, я приехала, и уже когда совсем надо было выходить на сцену, ко мне подошла одна из дам-устроительниц и сказала: "Рената, о чем вы будете рассказывать?" Ну, у меня были какие-то приготовленные истории, которые я обсуждала с людьми, которые слышали эти истории – я как-то была в них совершенно уверена. И я сказала ей: "вот такую-то историю". Она сказала (каменным голосом): "очень смешно". Нет, она не так сказала, она сказала (совсем каменным голосом): "о-чень смеш-но". Мне стало очень не смешно. Она спросила: "Еще что-нибудь?" Я подобострастно сказала: "ну, вот такая история". Она выслушала и сказала: "о-чень смеш-но." И так – с тремя историями обошлось. Я говорю: "Ну, я тогда не знаю, что." Все время она меня спрашивала: "Что-нибудь еще?"

Я говорю: "Ну про что мне рассказывать?" Она сказала: "Ну, вы рассказывайте, что хотите …"– потому что это Юта, и там были мормоны… вот она мне говорит, эта дама: "Вы рассказываите, что хотите, но помните, что у вас не должно быть никаких шуток про алкоголь, про наркотики, про религию, про семью и про секс." И я ей сказала – уже совсем… уже открывали занавес! "Я вообще не собиралась шутить!" Она говорит: "Не шутите!" "–Но раз уже вы об этом заговорили, то скажите: а о чем мне можно рассказывать истории? "
Он сказала: "–Вам виднее!"

И с этими словами я оказалась на сцене. Перед аудиторией, которая, я считала, будет состоять из двухсот человек, а было их – знаете сколько? Семь тысяч! Это было на открытом воздухе. Был такой огромный-огромный холм, конус, сцена была внизу, а все семь тысяч сидели на склонах холма, а рассказчик, маленький, стоял внизу, весь свет был на него. И попробуйте, пожалуйста, рассказать историю семи тысячам человек, когда вы не видите ни одного. Ведь историю-то надо рассказывать … Ну, видишь как люди реагируют: понятно – непонятно, смешно – не смешно. Я, совершенно сбитая с толку, проделала эти мучительные десять шагов к микрофону, совершенно не зная, что надо рассказывать. И потом, просто выигрывая время, я сказала:

–Ну, наверно я расскажу с самого начала. Меня зовут так-то. Я приехала сюда… Я первый раз была в Америке полгода тому назад. Я приехала не сюда, а в Нью-Джерси (сказала я им), и, когда люди слышали, что я собираюсь в Америку … меня очень удивило, что меня все спрашивают: "– Рената, а ты не боишся, что ты не поимешь американцев?" А я всем отвечала: "–Кто, я!?" Я-то уже к тому времени четыре-пять раз была в Англии, к нам приезжали англичане, ну как так! Мне это в голову не приходило. И когда я приехала в Америку – а там у меня в аспирантуре сын – и когда он меня спросил: "–Мать, а ты не боишься, что ты не поймешь американцев? " – я уже совершенно была возмущена. Я ему сказала: "–Кто, я – не пойму американцев?!"

Ну, как всякая женщина, я попросилась в первый же день, чтобы меня отвезли в магазин. Он сказал, что у него нет времени. А я сказала, что мне его помощь не нужна, я сама справлюсь, только пусть отвезет. И он меня отвез в молл – огромный-огромный-огромный город-универмаг, ну, какие в Америке.

Он ушел. А нужны мне были туфли. И я подошла к первой же продавщице, и сказала, улыбнувшись (это я эту историю рассказываю американцам) – я сказала: “I am looking for a shoe department” – что в переводе означает “я ищу какой-нибудь обувный отдел". Я сказала по-английски очень тщательно. И продавщица сказала: “Wha'?”

Вот на этом месте, когда я сказала "Wha'?", все семь тысяч, сидевшие, упали с хохотом. И я подумала: "боже, что такое, что им так смешно?" Я попала в золотую жилу. Это то, что смешно в Америке, разница между произношениями в штатах. Ну, я, уже, конечно, вдохновленная, говорю:

–Я подумала, а что я не так сказала? Я подумала: боже, какая глупость! я же каждого студента этому учу! Ну нельзя же говорить сразу, нельзя же подходить к человеку и начинать свой разговор. Надо обязательно сказать: "excuse me". И я говорю ей второй раз, еще более старательно: "Excuse me! I am looking for a shoe department ". Она говорит: "Wha'?" (Ну, они обратно повалились!) Я думаю: "А теперь что не так?" И вдруг вспоминаю, что я всегда бегала от фонетики – и когда меня ей учили, и когда преподавать надо было. Но я помню, что фонетисты говорили, что вот это самое "excuse me" надо говорить – если просьба небольшая, так – вверх так интонация, а если просьба большая – так вниз. А я подумала: "А я просто так сказала, и она меня поэтому не понимает". И я уже с какой-то интонацией вверх-вниз-вбок сказала: " Excuse me-e-e, I am looking for a shoe department!" И эта ужасная продавщица сказала мне: " Wha'?" И тогда (сказала я им, ибо так и было) – это был мой первый раз в Америке, и я никогда не слышала никакого американского варианта, я услышала, что я ей говорю: " I ahm lookin' fahr a shoe depahtman' – thah's wha'!" Я ищу обувной отдел, вот что я ищу. А она сказала "Ah, it's just round the corner!" – "Это как раз за углом!"

И я сказала лежащим семи тысячам, лежащим в обмороке: –И я завернула за угол, и я купила себе пару туфель, которые привели меня сюда.

И все начали свистеть – но это был знак одобрения.